Бернес Марк Наумович МАРК Наумович Нейман родился 21 сентября 1911 года в городке Нежин на Черниговщине в семье старьевщика. Отец хотел, чтобы сын стал счетоводом, и даже отдал его в Харьковское торгово-промышленное училище. Но Марк решил по-другому — в 17 лет он сбежал в Москву и устроился статистом сразу в несколько театров: Театр Корша, Театр Революции, Малый театр. Нередко молоденькому пареньку, взявшему себе псевдоним Бернес, приходилось играть в двух театрах в один вечер. В 1936 году режиссер «Мосфильма» В. Червяков пригласил его на небольшую роль в фильме «Заключенные». Тут его и заметил прославленный в будущем режиссер Сергей Юткевич. В фильме Юткевича «Шахтеры» Бернес сыграл одну из главных ролей — инженера Красовского. Своим нестандартным поведением перед камерой, ослепительной мужественной улыбкой, особой, «бернесовской» манерой общения с коллегами он покорил Сергея Юткевича, и режиссер пригласил Марка на съемки в новой кинокартине. Исполняя роль Кости Жигулева в фильме «Человек с ружьем», Бернес чувствовал незавершенность этого образа, отсутствие в нем чего-то очень важного и весомого, того последнего штриха, который дал бы его герою, хоть и второстепенному, возможность прожить на экране полнокровную, запоминающуюся жизнь. И высказал свое мнение режиссеру: этим последним штрихом должна стать песня. Режиссер согласился. С песней «Тучи над городом встали» Марк Бернес и взошел на кинематографический олимп. Всего же Марк Бернес снялся в 35 фильмах, среди которых безусловная вершина — роль Аркадия Дзюбина в фильме «Два бойца». Трудно сегодня поверить, что режиссер фильма Л. Луков собирался менять Бернеса на другого актера. А было так: во время подготовки к роли Бернес никак не мог почувствовать себя солдатом Дзюбиным. И вот однажды он ушел со студии удрученный: может, правы товарищи — не сложится роль, напрасно бьется с ним режиссер. Почти машинально забрел в парикмахерскую, попросил постричь. Рассеянно взглянул на себя в зеркало только тогда, когда поднялся с кресла, — ну и вид! Фасончик «под бокс»: короткие виски, голый затылок, небрежная челочка — готовый солдат Дзюбин! Он поделился нечаянной удачей с девушкой-парикмахером — а она просто-напросто не умела стричь. На эстраде его ждал сногсшибательный успех. По сей день нет лучшего исполнителя таких ставших народными песен, как «Я люблю тебя, жизнь», «Сережка с Малой Бронной», «Любимый город», «Хотят ли русские войны?», «Прасковья» («Враги сожгли родную хату»), «Темная ночь», «С чего начинается родина?», «Если бы парни всей земли», и многих-многих других. Всего он исполнил более ста песен, вошедших в золотой фонд отечественного искусства. Близко знавшие Бернеса люди отмечали: он никогда не говорил «я спою», а говорил: «я расскажу вам песню». И никогда не считал пение своей профессией: «Прежде всего я артист кино, а мои песни — это моя любовь». «А может быть, товарищ Бернес зазнался?» Леонид Усач: — С МАРКОМ Наумовичем Бернесом я довольно часто выступал на концертах во дворцах спорта и на открытых стадионах. Успех у Бернеса был ошеломляющим. Если говорить о певцах, то в 50–60-х годах по популярности ему не было равных. Поклонницы даже создали клуб «Ура, Бернес!». В те далекие времена правления Никиты Хрущева был заведен порядок, который регламентировал продолжительность выступления артистов на так называемых правительственных концертах: специальная комиссия устанавливала репертуар артиста и время нахождения исполнителя на сцене — ни секунды меньше и уж, конечно, ни секунды больше, поскольку уже доложено наверх и охране, что концерт будет идти, скажем, 80 минут. Каждому певцу было установлено, сколько песен он будет петь при любых условиях. И все. Ни боже упаси спеть плюс еще одну песню! Больше никогда не попадешь в правительственный концерт. …Марк спел две разрешенные ему песни и ушел за кулисы. Аплодисменты загрохотали радостно, со всей силой. Бернес забежал за кулисы одухотворенный, могущий еще петь и петь. Зная строгий закон правительственных концертов, не разрешавший петь более позволенного, пошел петь третью песню. Спел. Аплодисментов опять было много, и они перешли в ритмическую скандировку, как тогда говорили артисты. Овацией публика просила петь еще. Стоя за кулисами, Бернес поправил галстук, готовясь выйти на сцену и спеть четвертую песню. Он даже шагнул в сторону сцены. Но тут произошло невероятное: маленький щупленький человек в черном костюме и лакированных ботинках как-то быстро и бесцеремонно всей своей хилой фигурой отодвинул Бернеса вглубь кулис, тем самым преградив дорогу артисту: «Нельзя! Вы свое спели и не дергайтесь, идите в гримерную. Все!» Подошли еще два человека в таких же черных костюмах. Один из них взял Бернеса за локоть и почти силой отвел вглубь кулис. Горько вздохнув, махнув рукой, он пошел в гримерную переодеваться. Долго сидел на красной бархатной банкетке, надеясь, что придет кто-нибудь из руководства, постарше этих черных головастиков, и скажет добрые слова извинений, объяснив все случившееся чрезвычайностью момента, ведь на концерте присутствует сам Никита Сергеевич. На другой день ему рассказывали, что в Лужниках после окончания концерта, окруженный мощной охраной, на сцену поднялся Хрущев. Артистов срочно выстроили в одну шеренгу. Хрущев жал им руки, приговаривая: «Молодцы, здорово!» Потом замолчал, задумался и громко спросил: «А что, товарища Бернеса уже нет? Уехал? А жалко. Хотел я ему кое-что сказать. Он совсем обленился. Народ просит спеть еще хоть одну песню, а он домой заспешил. Зазнался, может быть? Нехорошо…» Так, не поняв друг друга, разъехались в разные стороны два человека. Один, приехав домой, разделся, снял пиджак, на котором посверкивали золотые медали. Полуодетый, он двинулся к накрытому столу, налил себе большую рюмку. Выпил. Выпил еще и стал играть с собакой. Он любил животных больше, чем людей… Другой же, приехав домой, некоторое время стоял в коридоре, раздумывая, что же делать, как позвонить Хрущеву и извиниться. Сказать, что во всем виноват КГБ. Вечером выяснил по телефону, что гражданин его политического уровня не может звонить напрямую столь высокому лицу… Прошло время, все утихло, Бернес забыл и скандал в Лужниках, и обиду на этих молчаливо юрких «мальчиков» в черных костюмах, не пустивших его на сцену. Но где-то не забыли… Взять хотя бы нашумевшую в то время историю с гаишником. Ведь кто-то придумал ее сюжет. «На днях выезжаю на зеленую стрелочку с Солянки на площадь Ногина и едва-едва двигаюсь в сторону Ильинских ворот. Все это на малой-малой скорости. Неожиданно из-за магазина «Мясо» выбегает инспектор ГАИ с устрашающим, озлобленным лицом и жезлом приказывает мне остановиться. Останавливаюсь. Подбегает и громко, чтоб слышали пешеходы: «Прошу водительское удостоверение». «Пожалуйста. А что я натворил?» — «Еще спрашивает! На красный свет проехал и еще спрашивает. Ты из себя дурака не строй. Водительское удостоверение я задерживаю. Машину вон туда, во двор, поставь и домой на своих двоих». Нет, автоинспектор явно подвыпивши: обозленный, разговаривает со мной на «ты», и самое главное — он из своего укрытия никак не мог видеть, на какой сигнал светофора я выехал на площадь Ногина. Объехав автоинспектора, я не поставил машину во двор, а прямым ходом к себе на Колхозную площадь, на Садовое кольцо. Сразу позвонил приятелю — полковнику ГАИ. Пожаловался на беспредел сотрудников. «Успокойся, Марк. Это они побаловаться решили, пощекотать твои нервишки. Послезавтра приеду к тебе обедать и привезу права. Будь здоров». Вот ужас! И никто не защитит. А если защитит, то только за мзду. Россия!» — так или примерно так рассказал мне эту историю Марк Наумович Бернес на гастролях в своем гостиничном номере ночью. И далее: «Назавтра часов в семь позвонил мой друг Боря Андреев: «Марик, ты сегодня газету читал?» — «Нет, что случилось?» — «В «Комсомолке» написано, что ты нарушил правила движения, сбил гаишника и уехал с места происшествия. Давай надевай штаны и беги к начальству, доказывай, что ты не верблюд, а, наоборот, тихий, мирный мальчонка неизвестной национальности…» Быстро встал, быстро оделся и, не позавтракав, побежал по инстанциям: Министерство культуры, ГАИ, редакции газет. И всюду мне отвечали с улыбкой во весь рот: «Да что вы говорите? Не может быть. Какое безобразие! Дорогой вы наш Марк Наумович, наше управление к этим делам отношения не имеет…» Так говорили всюду, куда бы Бернес ни обращался. А между тем на «Мосфильме» состоялось партийное собрание, на котором какие-то режиссеры, актеры, осветители осудили хулиганский поступок товарища Бернеса Марка Наумовича. Нож в сердце Марка Бернеса НЕСМОТРЯ на то что эта история похожа на легенду, она на самом деле имела место. Осенью 1958 года на свободу вышел человек, в блатном мире известный под кличкой Лихой. И ничем бы не прославился этот вагонный ворюга, если бы на запасных путях железнодорожного вокзала в Котласе не сел играть в буру с тремя бывшими зэками, освободившимися из лагеря вместе с ним. Бернес Та котласская игра была необычна тем, что в качестве жертвы (пятого) была выбрана личность, каждому известная, — популярный киноактер Марк Бернес. И сделано это было неслучайно. В середине пятидесятых годов Бернес снялся в фильме «Ночной патруль», где ему досталась роль завязавшего с преступным миром старого вора Огонька. По воровским понятиям завязавший вор мог рассчитывать на спокойную жизнь только в том случае, если за ним не было никаких серьезных грехов перед товарищами и если он не купил свою свободу ценой предательства. В случае с Огоньком все обстояло несколько иначе. Перед миллионной аудиторией он пропагандировал свой уход, склоняя к нему других воров. Причем уже не киношных. Сегодня подобное отождествление экранного героя с реальной действительностью выглядит смешно, а в те годы это было вполне закономерно. Сыгравший вора Марк Бернес попал в разряд «сук» и был приговорен «законными» ворами к смерти. И убить артиста должен был поставивший его на кон Лихой. Та игра состоялась 24 октября, и к 1 ноября 1958 года знаменитый актер должен был погибнуть от бандитского ножа. И он бы погиб, если бы в дело внезапно не вмешался еще один человек, тоже бывший уголовник. Этот человек, который был всего лишь невольным свидетелем той игры, был страстным поклонником Марка Бернеса. Когда он понял, что над его любимым артистом нависла смертельная опасность (а он-то знал, что такое карточный долг в среде уголовников), то решил во что бы то ни стало спасти своего кумира. С городского телеграфа он позвонил по телефону в Москву одному из своих приятелей и объяснил создавшуюся ситуацию. С точки зрения уголовных традиций он поступал предательски, однако в душе оправдывал свои действия не менее весомым аргументом: ведь Бернес не имел никакого отношения к преступному миру, он артист, который отлично сыграл роль в фильме. Короче, приятель звонившего все прекрасно понял и тут же поспешил предупредить артиста о грозившей ему опасности. Благо дом на Сухаревской, где жил М. Бернес со своей пятилетней дочкой Наташей (жена артиста умерла незадолго до этого), знали многие москвичи. Когда М. Бернес узнал от совершенно постороннего человека, что его собираются убить, он в первые минуты просто не поверил в это. Однако незнакомец был весьма убедителен в своих доводах, и Бернес принял единственно правильное решение — он в тот же вечер отправился в МУР, к его начальнику И. Парфентьеву. Из числа сыщиков-муровцев были выделены четыре опера, которым было приказано посменно охранять Марка Бернеса везде, где бы он ни появлялся. А в качестве постоянного телохранителя к артисту был прикреплен мастер спорта по самбо, который в 1949–1955 годах работал в охране члена Политбюро Н. Булганина. Дни с 26 октября по 1 ноября 1958 года можно смело назвать одними из самых драматичных в судьбе Марка Бернеса — он ограничил до минимума свои выходы из дома и все свои действия согласовывал с охраной. Однако убийца в те дни так и не объявился. Не пришел он и в последующем, хотя ждали его в течение двух недель. Что случилось с Лихим, доподлинно неизвестно. По одной из версий, по пути в Москву он попал в руки милиции, попытался бежать и был застрелен. После этого беспрецедентного случая Марк Бернес больше никогда не играл в кино преступников. «Не люблю сытых, благополучных песен» В ТОМ ЖЕ злополучном 1958 году композитор Георгий Свиридов выступил в газете «Правда» с разгромной статьей. Близкий к властям композитор писал о Бернесе: «Пластинки, напетые им, распространены миллионными тиражами, являя собой образец пошлости, подмены естественного пения унылым говорком или многозначительным шепотом. Этому артисту мы во многом обязаны воскрешением отвратительных традиций «воровской романтики» — от куплетов «Шаланды, полные кефали» до слезливой песенки рецидивиста Огонька из кинофильма «Ночной патруль». И далее он риторически вопрошал: «Почему же к исполнению эстрадных песен у нас все чаще привлекают безголосых актеров кино и драмы, возрождающих к тому же пошлую манеру ресторанного пения?» Ходили слухи, что статья была явно заказной, в основе которой лежали личные, весьма натянутые отношения между М. Бернесом и всемогущим тогда зятем Хрущева А. Аджубеем. Как бы там ни было, Бернес очень быстро ответил Свиридову, но не в прессе, а с эстрады — исполнением двух новых песен «Я люблю тебя, жизнь» и «Враги сожгли родную хату». Результат: сотни благодарственных писем и восторженные отзывы слушателей. «Я не люблю сытых, благополучных песен, — говорил Бернес. — Если несчастный человек станет чуть счастливее, если вдруг услышит, что кто-то разделил его одиночество, — значит, с моей песней все обстоит благополучно». «Моча у меня на редкость прозрачная…» Алексей Каплер: — Вскоре после выхода на экран первой картины Бернеса мы шли с ним по коридору «Ленфильма». Это был перегороженный какой-то несерьезной фанерной стеной коридор с дверями, на каждой из которых прикреплена небольшая табличка с названием картины. А за дверями маленькие, неуютные комнатки, так не похожие на творческий центр тех знаменитых картин, которые здесь создавались. Мы проходили мимо «Возвращения Максима», мимо «Петра Первого», «Великого гражданина» и «Волочаевских дней». Навстречу то и дело попадались знакомые. — Привет! Как дела? — Как жизнь? — Как здоровье? После каждого такого приветствия мы с Бернесом переглядывались. Дело в том, что не далее как утром этого дня Бернес произнес за завтраком возмущенную речь по поводу привычных бессмыслиц, которыми полна жизнь. Задают такие вот, например, вопросы, но никому и в голову не приходит даже ждать ответа. — Привет, Бернес, как здоровье? — остановил Марка у входа в павильон толстый администратор с огненно-рыжей шевелюрой. — А у меня, знаете, история… — Он стал было продолжать, но Бернес перебил его, взяв за пуговицу: — Вы, кажется, интересовались моим здоровьем? — сказал он. — Так вот — мне сделали анализ мочи, и вы себе даже не можете представить, какая она. Это просто неправдоподобно, нет, без шуток, вы себе не можете представить, какая у меня моча… Администратор попытался сделать движение по направлению к павильону, но Марк прочно держал его пуговицу: — Врач сказал, что он никогда в жизни не видел такой мочи. Он даже хотел сделать повторный анализ. Какой-то просто фантастический удельный вес. Цвет, можете себе представить, соломенно-желтый… Администратор понимал, что его разыгрывают, но у Бернеса был абсолютно серьезный вид, говорил он с таким увлечением, что прервать его не было никакой возможности. Попробовал было администратор незаметно высвободиться, но Бернес, не отпуская пуговицу, придвинулся к нему вплотную и, как бы сообщая какую-то тайну, зашептал: — …Могу вам еще сказать доверительно: моча у меня на редкость прозрачная… Тут администратор с некоторым подозрением вскинул взгляд на Марка — а может быть, тут никакой не розыгрыш, просто Бернес заговаривается? — …И учтите, — продолжал шептать Марк, — я это говорю только вам, потому что вас интересует мое здоровье. Другому я никогда бы этого не сказал… — Пустите! — вдруг испуганно завизжал администратор. — Пустите меня! Я опаздываю на съемку!.. Он пытался вырваться, но Бернес держал его уже не только за пуговицу — второй рукой он схватил собеседника за плечо и не отпускал. — …Я вам так благодарен, что вас интересует мое здоровье, это ведь нечасто встречается — такой интерес. И я рад, что могу вам сообщить такие хорошие сведения. — Спасите! Товарищи, спасите! — закричал администратор и попятился, с ужасом глядя на Бернеса, который явно сошел с ума: — А вы чего смотрите! — кричал он мне. — Держите же его! — Не понимаю, — сказал я, — почему вы нервничаете? Вы спросили Марка Наумовича о здоровье, и он вам отвечает. Тут рыжий рванулся изо всех сил, оставив в руке Бернеса пуговицу вместе с клочком пиджака, и опрометью бросился бежать. Три года ты мне снилась… БЕРНЕСУ исполнилось 49 лет, когда судьба подарила ему женщину, ставшую его последней женой и музой. Избранница была на 18 лет моложе Бернеса. Рассказывает Лилия Бернес: «Впервые мы увидели друг друга 1 сентября 1960 года на школьном дворе. Я почему-то подумала, что это Николай Крючков. Так и сказала своему мужу (Люсьену Но, фотокорреспонденту «Пари-матч». — Ред.): «Люсьен, посмотри, Крючков привел свою дочь». А Люсьен ответил: «Это не Крючков, а Бернес!» Школа располагалась в Банном переулке и в то время была единственной в Москве французской спецшколой. Судьба распорядилась так, что мой сын Жан и дочка Марка Наташа сели за одну парту. Через какое-то время на родительском собрании мы с Марком Наумовичем оказались за одной партой, той, за которой сидели наши дети. Марк к тому времени уже четыре года как овдовел и жил вдвоем с дочерью. Прошло три месяца, и он сказал мне: «Уходи от него», имея в виду Люсьена». И она ушла. Вместе с семилетним Жаном. И ни разу не пожалела об этом. Бернес не делал разницы между приемным сыном и родной дочерью — к обоим относился одинаково строго. Он никогда не помогал им делать уроки и запрещал это делать жене: считал, что, если не хотят учиться, не надо им жить дальше… «Иногда от него можно было услышать: «Лиля, что ты так много внимания уделяешь детям? У них вся жизнь впереди. А мы не знаем, сколько нам дано». В быту Бернес был абсолютно неприхотлив. Правда, любил, чтобы все было чисто, красиво, однако по дому сам никогда ничего не делал, гвоздя в жизни не забил. Если видел, что где-то непорядок, говорил: «Лиль! Поправь». За все девять лет совместной жизни, которые были им отпущены, они практически не расставались. Жена сопровождала его во всех поездках. Лишь однажды Бернесу пришлось уехать в Ростов одному: Лилия вынуждена была остаться дома: заболели дети. Так он каждый день звонил и говорил: «Ну почему тебя нет рядом?» «Уезжая из дома по делам, Марк звонил мне каждые полчаса: я там-то, делаю то-то. Он не давал мне минутки побыть одной и сам не хотел быть один. Помните, он спел: «Три года ты мне снилась…»? Это про себя спел. А про меня говорил: «Ты — моя лебединая песня». Я до сих пор не могу назвать себя вдовой. Я его жена. Жена — это ведь тоже профессия». Последние слова умирающего Бернеса были обращены к любимой жене: «Уйди, тебе же тяжело. — И тут же добавил: — Куда ты?» (Из книги Федора Раззакова «Звезды и криминал»). Будучи смертельно больным, Марк Наумович Бернес, незадолго до смерти Бернес попросил, чтобы студия звукозаписи записала четыре его песни: «Я люблю тебя, жизнь», «Журавли», «Три года ты мне снилась», «Мужской разговор». Он хотел, чтобы на его похоронах вместо оркестра и торжественных речей звучали эти песни… И он записал эти песни. Песню «Журавли», оказавшуюся пророческой. 17 августа 1969 года Марка Наумовича не стало. Это случилось в субботу, а в понедельник ему должны были присвоить звание народного артиста СССР. «Вновь, пластинка, кружись, — написал в дни прощания с Марком Бернесом поэт Евгений Евтушенко. — Настоящее прошлым наполни. Он любил тебя, жизнь. Ты люби его тоже и помни». Марк Бернес и Леонид Утесов очень ревновали друг друга к успеху. Оба они были, как говорится, певцами «безголосыми». Один безголосый и безмерно популярный — это еще куда ни шло. Но сразу два знаменитых «безголосых» певца для Советского Союза, как они считали, — это уже явный перебор. Правда, в отличие от Утесова, который считал себя настоящим и профессиональным певцом, Бернес в самооценке был гораздо трезвее «Голоса у меня нет, но зато есть мозги», — так он говорил о себе, и был прав. Словно подтверждая его слова, чиновники из Министерства культуры дали Бернесу концертную ставку не певца, а артиста «разговорника» — 15 рублей 50 копеек за выступление. В 15 лет Марк впервые побывал в театре, и с тех пор единственным его желанием было — стать артистом. Марк нанялся в бригаду расклейщиков афиш, хоть как-то, но это все же приближало его к театру. Вскоре он начал работать зазывалой — с афишей на груди он приглашал прохожих на улице посетить спектакль. Марк так старался, что на него обратил внимание староста театральных статистов. И вот Марк Бернес уже работает в театральной массовке. Ему дали одну из бессловесных ролей — кельнера в спектакле Театра музкомедии «Мадам Помпадур». Так началась его актерская карьера. Родители Бернеса не одобряли эту страсть к театру, они хотели, чтобы сын учился в торгово-промышленном училище. Но в 17 лет Марк сбежал из дома, сел в поезд и уехал в Москву. Ночевал Бернес на Курском вокзале, а днем ходил по столичным театрам, искал любую работу. Его приняли одновременно в массовку Малого театра и в массовку Большого театра. И несколько месяцев он работал в массовках сразу в двух театрах. Зимой 1930 года Бернес поступает в Московский драматический театр (бывший Корш) и становится актером вспомогательного состава. Уже через год Бернес переходит в основной состав труппы театра. В спектаклях он играет маленькие роли. За три года работы в театре он сыграл всего пять крошечных ролей. Но Бернес и этим был вполне доволен. Так как в Москве у него первое время жилья никакого не было, то несколько месяцев он жил в гримерной, затем ему дали комнату в доме, что напротив театра. В 1933 году Бернес перешел работать в Театр Революции. Вскоре Марк Наумович женился на Полине Семеновой. В 1935 году режиссер Евгений Червяков готовился к съемкам фильма «Заключенные», главную роль в котором должен был играть Михаил Астангов. На эпизод Астангов порекомендовал режиссеру взять молодого актера Бернеса. Фильм прошел не замеченным зрителями, зато дружба Бернеса и Астангова после этих съемок осталась на долгие годы. Через Астангова Бернес знакомится с драматургом Николаем Погодиным, и тот рекомендует Марка режиссеру Сергею Юткевичу, который в 1936 году приступил к съемкам фильма «Шахтеры». В этом фильме Бернес сыграл шпиона Красовского. Через год С. Юткевич опять пригласил Бернеса в новый фильм «Человек с ружьем», где Марк сыграл молодого красноармейца. И в этом фильме Бернес уже начинает становиться тем Бернесом, которого все знают и любят. Дело в том, что в сценарии роль была выписана слабо, она была совсем несложной и скучной. Но Бернес загорелся работой. Несколько дней он ходил по Музею революции, пытаясь найти среди фотоэкспонатов музея образ нужного ему молодого красноармейца. Внимание актера привлекла фотография вихрастого паренька, перепоясанного крест-накрест пулеметными лентами, таким артист и решил сыграть своего красноармейца. Но еще чего-то недоставало в образе. Копаясь в актерском реквизите, Бернес наткнулся на старую гармошку. Второй режиссер фильма Павел Арманд сочинил для фильма простенькую песенку «Тучи над городом встали», ее-то Костя Жигулев — герой Бернеса — и спел с экрана. Никто во время съемок и не предполагал, что песню в исполнении Бернеса потом станет распевать вся страна. Так 26-летний Марк Бернес сразу же после выхода фильма на экраны стал знаменитым. Режиссер Эдуард Пенцлин в 1938 году приглашает Бернеса на главную роль в свой фильм «Истребители», естественно, герой Бернеса — летчик Сергей Кожухаров — в фильме поет. Композитор Н. Богословский для фильма сочинил песню «В далекий край товарищ улетает», эту песню вновь подхватывает народ. Выйдя на экраны страны в 1940 году, фильм очень полюбился зрителями. В фильме режиссера Л. Лукова «Большая жизнь» (1939, 1-я серия) Бернес сыграл одну из главных ролей — инженера Петухова. Правда, вначале Луков хотел, чтобы Бернес сыграл Ваню Курского, но переиграть обаяние Петра Алейникова Бернес был не в силах. Во время войны Л. Луков приступает к съемкам фильма «Два бойца» (1943) и приглашает Бернеса на главную роль Аркадия Дзюбина. Это была вторая и последняя главная роль Марка Бернеса в кино. Л. Луков с самого начала твердо знал, что Сашу с Уралмаша должен играть Борис Андреев. На роль же одессита Аркадия Дзюбина претендовали сразу два сверхпопулярных актера советского кино Петр Алейников и Николай Крючков. Но режиссер побоялся, что фильм будет восприниматься зрителями как продолжение «Трактористов», и Олейникову с Крючковым отказал. Кинооператор А. Кричевский вспоминает «В 42-м году со снятым на фронте материалом я приехал на несколько дней в Москву. Интерес Марка к фронтовой жизни, к моим рассказам о съемках солдат был поглощающим. Он готовился к роли Аркадия Дзюбина. Его интересовало все, вплоть до того, подшивают ли солдаты на фронте подворотнички к гимнастеркам (чего я не замечал и на чем настаивали консультанты фильма)». Между тем едва начался съемочный процесс, как режиссер фильма понял, что роль М. Бернесу абсолютно не дается. Быстро овладев одесским говором (научился от одного балаклавца, который лежал в ташкентском госпитале), он никак не мог войти в образ настоящего одессита. Прошло уже полтора месяца с начала съемок, а дело так и не сдвигалось с мертвой точки. Лукову настоятельно советовали заменить Бернеса на другого актера, но он медлил. И, как оказалось, был прав. Актер все-таки сумел войти в образ А. Дзюбина, нашел точные краски. Во многом ему помог случай. Например, внешность своему герою он нашел в обычной парикмахерской. В тот день молодая и неопытная ученица обкорнала его почти «под ноль», но увидевший его Луков внезапно воскликнул «Это как раз то, что надо!» Знаменитая песня «Темная ночь» вошла в фильм совершенно случайно. То, как родилась эта песня, иначе как чудом назвать нельзя. Композитор Н. Богословский вспоминает «В фильме никакие песни поначалу не планировались, должна была звучать только оркестровая музыка. Но как-то поздно вечером пришел ко мне режиссер картины Леонид Луков и сказал «Понимаешь, никак у меня не получается сцена в землянке без песни». И так поразительно поставил, точно, по-актерски сыграл эту несуществующую еще песню, что произошло чудо. Я сел к роялю и сыграл без единой остановки всю мелодию «Темной ночи». Это со мной было первый (и, очевидно, последний) раз в жизни... Поэт В. Агатов, приехавший мгновенно по просьбе Лукова, здесь же, очень быстро, почти без помарок написал стихи на уже готовую музыку. Дальнейшее происходило как во сне. Разбудили Бернеса, отсыпавшегося после бесчисленных съемочных смен, уже глубокой ночью раздобыли гитариста, поехали на студию и, в нарушение правил, взломав замок в звуковом павильоне, записали песню. И Бернес, обычно долго и мучительно «впевавшийся», спел ее так, как будто знал много лет. А наутро уже снимался в эпизоде «Землянка» под эту фонограмму. И «Шаланды» тоже придумал Луков. Я долго доказывал ему, что не стоит использовать в фильме чисто одесский колорит неприятностей потом не оберешься. Напоминал о жесткой критике Утесова, исполнявшего песенки своего родного города, ссылался на незнание этого фольклора, предлагал другие интонационные решения песни. Луков был неумолим. В помощь мне студия дала объявление «Граждан, знающих одесские песни, просьба явиться на студию в такой-то день к такому-то часу». Что тут началось!.. Толпой повалили одесситы, патриоты своего города, от седовласых профессоров до людей, вызывающих удивление — почему они до сих пор на свободе И все наперебой, взахлеб напевали всевозможные одесские мотивы. Потом я, используя городские интонации и обороты этих бесхитростных мелодий, написал свои «Шаланды», за которые, как я и предполагал, хлебнул впоследствии немало горя. Ругавшие меня критики никак не могли понять, что этот персонаж должен был петь именно такую песню, так как салонные романсы или классические арии ему противопоказаны. А Луков, возможно, и предполагая, что «Шаланды» вызовут такую реакцию, все же на исполнении песни в фильме настоял. Он понимал, что она придаст одесситу Аркадию Дзюбину достоверную музыкальную характеристику. И на всех обсуждениях и просмотрах горячо защищал свою позицию». После «Двух бойцов» Марк Бернес становится необычайно популярным. Достаточно сказать, что одесситы после этого фильма присвоили Бернесу звание «Почетный житель города». А остроты Аркадия-Бернеса повторяли буквально все. И все, естественно, пели «Темную ночь» Но когда в 1945 году режиссер Л. Луков начал съемки второй серии фильма «Большая жизнь» и опять пригласил в картину Бернеса, то Марк Наумович с этой ролью практически не справился. Да и в сценарии роль инженера Петухова была выписана весьма схематично. Композитор Н. Богословский вспоминает о небольшом инциденте, случившемся на съемках «Внезапно Бернес наотрез отказался петь мою песню «Три года ты мне снилась». Луков вопреки обыкновению не вспылил, а через несколько минут раздумья сказал Марку «Тогда я тебя снимаю с роли. Мне нужна именно эта песня». Был страшный скандал взбешенный Бернес, хлопнув дверью, уехал со съемки. Но назавтра все обошлось. Утром Марк явился спокойный, умиротворенный. Доверяя Лукову и искренне его любя, он всю ночь «впевался» в песню, проигрывал ее актерски, и она стала ему нравиться. Так благодаря Леониду Давыдовичу песня эта, прозвучав в фильме, долгие годы оставалась в концертном репертуаре Бернеса». Фильм «Большая жизнь» (2-я серия) был снят с полки только в 1958 году, (во время просмотра он не понравился Сталину). В конце 1940-х — начале 1950-х Бернес снимается в небольших ролях в фильмах «Великий перелом» (1948), «Третий удар» (1950), «В степи» (1950), «Далеко от Москвы» (1950). За этот фильм Бернесу была присуждена Сталинская премия. «Тарас Шевченко» (1951), «Максимка» (1952), «Школа мужества» (1954). В 1952 году Бернес вступил в КПСС. В 1954 году жена Бернеса Полина Семенова родила ему дочь Наташу. Но через два года после этого она умерла от рака. Бернес всегда отличался очень большой мнительностью, и немудрено, ведь отец и сестра певца умерли от рака, и он считал, что тоже может умереть от этой болезни. Видимо, боясь заразиться, Бернес ни разу так и не посетил свою умирающую жену в больнице. В жизни Марк Наумович очень не любил пустословие. Однажды на студии «Мосфильм» за завтраком он рассуждал о привычных бессмыслицах, которыми полна наша жизнь. Задают вопросы как жизнь как здоровье Но никому и в голову не приходит ждать ответа. У входа в съемочный павильон, где снимался Бернес, остановил его по какому-то вопросу администратор. Бернес взял его под руку. — Вы, кажется, интересовались моим здоровьем — спросил он. — Так вот, мне сделали анализ, и вы себе даже не можете представить, какой у меня анализ. Это просто неправдоподобно, нет, без шуток, вы себе не можете представить... Администратор пытался сделать несколько шагов в сторону павильона, но Бернес прочно держал его за пуговицу. Администратор, конечно, понимал, что его разыгрывают, но у Бернеса был абсолютно серьезный вид и говорил он с таким увлечением, что прервать его не было возможности. Не отпуская пуговицы администратора, Бернес шептал, словно рассказывал страшную тайну — Могу сказать вам доверительно, анализ у меня на редкость... И учтите, я это говорю только вам, потому что вас интересует мое здоровье. Другому бы я ни за что не сказал. — Пустите! — завизжал администратор. — Пустите меня! Я опаздываю на съемку!.. — и рванулся изо всех сил, оставив в руке Бернеса пуговицу вместе с клочком пиджака. — Этот уже про мое здоровье вряд ли будет спрашивать, — улыбнулся Марк Наумович, — но вот как быть с остальными Сразу в двух фильмах снялся Марк Наумович в 1956 году «Цель его жизни», где он сыграл летчика, и «Ночной патруль», в этом фильме Бернес играет вора по прозвищу Огонек. «Ночной патруль» пользовался огромной популярностью. Он много разъезжает по стране с концертами, собирая полные залы желающих услышать песни в его исполнении. Но после концерта в Лужниках, посвященного 50-летию ВЛКСМ, у Бернеса началась полоса неприятностей. На этом концерте Марк Наумович должен был исполнить две песни и не более. После исполнения двух песен зал долго аплодировал и не собирался успокаиваться. Бернес тогда попросил разрешения у режиссера концерта спеть еще пару песен и получил категорический отказ. Концерт затягивать было нельзя. В правительственной ложе в это время находился Н.С. Хрущев, который решил, что Бернес зазнался и капризничает, не хочет еще спеть, несмотря на то, что его публика требует. И вскоре в центральной прессе — «Правде» и «Комсомольской правде» — появились критические статьи в адрес Бернеса «Искоренять пошлость в музыке», автор статьи композитор Г. Свиридов писал о дурных музыкальных вкусах Бернеса, другая статья «Звезда на «Волге» рассказывала о неприглядном моральном облике Бернеса. Вторую статью инициировал зять Хрущева, главный редактор «Комсомольской правды» Алексей Аджубей. И все из-за женщины. Обоим — Бернесу и Аджубею - понравилась восходящая звезда советского кино Изольда Извицкая. Они начали за ней ухаживать, но Извицкая предпочла Бернеса. Зять Хрущева затаил обиду и вскоре, посредством статьи в своей газете, расквитался с певцом. Аджубею рассказали историю, как Бернес и Извицкая ехали на «Волге» певца, и на площади Дзержинского Бернес нарушил правила дорожного движения. Это заметил постовой милиционер, засвистел в свисток, но Бернес якобы не услышал и поехал дальше. Тогда, стремясь задержать нарушителя, милиционер бросился наперерез, прямо под колеса машины. Бернес не остановился. Милиционер запрыгнул на капот машины. Бернес продолжал ехать еще несколько десятков метров вокруг памятника Дзержинскому. Только после этого «Волга» певца остановилась. Когда статья появилась в газете, на певца сразу же завели уголовное дело. Проведенное следствие показало, что большая часть описанных в газете фактов были выдумкой, и дело Бернеса закрыли. Но вокруг Марка Наумовича образовался заговор молчания. Запланированные концерты сорвались, его перестали приглашать сниматься в кино. Правда, петь ему еще не запретили. В начале 1960-х годов он исполнил новые, мгновенно ставшие популярными, песни «Я люблю тебя, жизнь», «А без меня...», «Сережка с Малой Бронной...», «Я работаю волшебником», «Полевая почта», «Хотят ли русские войны»... 1 сентября 1960 года Бернес познакомился со своей будущей супругой. В этот день он повел свою дочь Наташу в первый класс. Туда же привели своего сына Жана и фотокорреспондент журнала «Пари-матч» и его жена — Лилия Михайловна Бодрова, которой в ту пору шел 31-й год. Увидев Бернеса, Бодрова толкнула мужа и сказала «Смотри, Крючков!» На что муж ответил «Как тебе не стыдно, это же Марк Бернес! Пойдем, я тебя с ним познакомлю». Так они и познакомились. И уже через два с половиной месяца после знакомства, в ноябре того же года, Лилия Михайловна ушла от мужа и переехала в двухкомнатную квартиру Бернеса. Лилия Бодрова-Бернес вспоминает «Я видела в Марке человека, который поможет мне. Не в смысле материальном — это у меня было. А в том, что он больше меня знает, знает цену человеческим отношениям. Мне нужно было понимание. Нужна была семья. И я знала, в этом мы поймем друг друга... До встречи с Марком я занималась на курсах французского языка и работала. Марк сказал «Будешь ездить со мной». И тут же поехал в бюро пропаганды и оформил меня на работу. С тех пор я вела все его концерты. Мы не расставались ни на минуту. И когда его отправили в Польшу с концертом без меня, он заболел и слег... А вот еще один случай. Его приглашают в Кремль. А пригласительный присылают на одного. Кто бы себе позволил позвонить туда и сказать «Извините, но я женат. Я один не приду». Известный конферансье П. Леонидов в своей книге воспоминаний пишет о Марке Бернесе «Конкурент Утесова по безголосости, Бернес опережал его по обаянию и популярности... Обладая потрясающим актерским обаянием, Бернес, в сущности, всю свою жизнь так на нем и «ехал». У него, кроме свирепого самолюбия, не было ничего от большого актера не было любви взахлеб к ролям сыгранным, не было недостижимой, через всю жизнь, мечты о ролях несыгранных, не было в нем ничего значительного, исключая обаяния. Но был он бизнесменом и гордился этим. Обожал «делать дела». Ручаюсь, что не было, нет и не будет в этой стране человека, который сумел бы выманить, выпросить, выторговать, а после втридорога перепродать столько легковых автомашин, сколько их «достал» и «загнал» Бернес. А его многолетние торговые связи с Югославией! Он торговал с этой страной почти как государственное учреждение. Дважды в год выезжал в Белград туристом и притаскивал оттуда по полвагона шмотья, а все югославы, приезжавшие в Москву, знали, куда надо пойти, чтобы получить советских денег вдосталь и не по грабительскому курсу Госбанка СССР. Уголовные статьи о спекуляции к нему отношения не имели. Все ему прощалось... Бернесу его коммерческие дела прощались и при Сталине, но не с Югославией, конечно. Был он шансонье Божьей милостью. Самым большим в СССР. И, пожалуй, неповторимым... Окончательно и до его смерти подружились мы с ним после двух ссор, а надо сказать, что человек он был, мягко говоря, тяжелый, но все перекрывало обаяние. Первая ссора произошла у нас с ним на почве ансамбля он, не служа в Мосэстраде, получил от Барзиловича (директор Москонцерта) право на собственный ансамбль, но, так как Марк часто снимался в кино, его музыканты месяцами сидели без зарплаты, и вот однажды я взял его ансамбль и отправил на гастроли. А тут возьми и заявись со съемок Марк. Узнал, что ансамбль отправлен мной на гастроли, и поднял скандал. Скандал совпал по времени с заседанием коллегии Министерства культуры СССР, и вот Бернес, с которым мы в то время были друзьями «не разлей вода», облил меня грязью на коллегии. Благо Фурцева знала цену человеку-Бернесу и хорошо относилась ко мне, а не то — быть бы беде. Вторая ссора была тоже некрасивой Марк уговорил меня организовать ему пополам с покойным Огнивцевым из Большого театра ряд «левых» концертов по Московской области. Тут надо сказать, что слыл Марк очень мнительным. Каждую минуту норовил посчитать пульс, хотя сердце у него было, как у быка... И вот на концерте в Электростали вдруг, сосчитав пульс, когда у зрителей в зале были оторваны корешки билетов — левых, Марк заявил, что выступать не будет. А зритель пришел только на него — Огнивцев был для них всего лишь приложением, не больше. Бернес надел пальто и пошел к выходу. Дело становилось угрожающим, запахло уголовным преследованием для Огнивцева, директора клуба, музыкантов и для меня. Уговоры не помогали, Марк упрямо продвигался к выходу. Тогда я встал перед дверью и сказал, что, если он немедленно не снимет пальто и не пойдет выступать, я не стану ждать, когда зрители приведут милицию, а сам пойду и расскажу все. Естественно, я не собирался этого делать, но Марк испугался. Остался, выступил, но мы долго не разговаривали. Через полгода встретились в Новосибирске, помирились и больше до его смерти не ссорились...» Поэт Константин Ваншенкин вспоминал о Бернесе «У Бернеса была страстная любовь к технике к проигрывателям, магнитофонам, приемникам. Все это у него было высшего уровня, соответственно содержалось и работало он и здесь органически не выносил никаких поблажек и халтуры. И автомобиль был у него всегда в лучшем виде. Именно он впервые с наивной гордостью продемонстрировал мне опрыскиватель — фонтанчики, моющие на ходу ветровое стекло. Из одной зарубежной поездки он привез мелодичную, звучную сирену и установил на своей машине вместе с нашим сигналом. Иногда он пускал ее в ход и радовался, как ребенок, когда разом озирались по сторонам изумленные водители». О своем муже Л. Бернес-Бодрова вспоминает в более теплых тонах «Марк не пил и не курил. Он был гостеприимный, но не любил приглашать много гостей. Так как он не пил, ему были неинтересны компании, где можно выпить. Если его узнавали в вагоне-ресторане, все считали за честь угостить. Я всегда в таких случаях говорила «Не трогайте, я за него выпью!» Марк любил умных людей. Но обширного круга не было. Приходили Френкель, Колмановский, Кармен, Фрез... Здесь они и работали... С Утесовым они были знакомы, но к Марку он относился несколько свысока. Утесов не терпел соперника, он хотел быть единственным... Не могу сказать, что Марк близок был с Евтушенко, но Женя тоже бывал у нас. Песня «Хотят ли русские войны» создавалась здесь. И «На смерть Кеннеди», которую потом запретил Хрущев, — в этом же кабинете. Как-то позвонил Володя Высоцкий «Марк Наумович, хочу к вам зайти». Сидел часа два и пел. В то время он выступал нечасто и предложил Бернесу исполнять его, Володины, песни. Марку он очень нравился, и стихи нравились. Он предложил показать их композитору. На что Володя ответил «Нет». Но одну песню «На братских могилах не ставят крестов» Бернес все же спел... «Журавли» создавались уже на моих глазах. Из стихов об аварском народе Бернес сделал песню, близкую каждому человеку... А в самых верхах, в правительстве, Марка не понимали. Его называли «микрофонным» певцом — считалось, что нужен сильный голос... Он не был ни в одной киноделегации, и вообще его не приглашали за границу. Он не лез никуда и был неудобным, принципиальным человеком. Он мог запросто сказать какому-нибудь чину «Это вранье». Любому. Ему было все равно. Прямо в глаза. Многие его за эту прямоту не любили. Он требовал нормального отношения к работе. С ним было трудно работать. Однажды был жуткий случай. Мы отправились в дальнюю поездку за 60 километров от областного центра. Мало того, что мы опоздали из-за поломки машины, я забыла белую рубашку Марка. Это был такой яростный крик!.. Одному из музыкантов пришлось снять с себя рубашку и отдать Бернесу...» Последний фильм, в котором снялся Бернес, — «Женя, Женечка и «катюша» (1967), режиссер Владимир Мотыль, в фильме Бернес сыграл эпизодическую роль полковника Караваева. Всего в кино Бернесом сыграно 35 ролей. В начале лета 1969 года, будучи уже больным, Марк Бернес записывает свою последнюю песню — «Журавли». Константин Ваншенкин вспоминает «Когда я последний раз навестил его дома, он лежал на диване, на серванте, прислоненная к стене, стояла незнакомая мне его фотография. Оказалось, что приезжали снять его для «Кругозора», и он поднялся и надел пиджак. Он смотрел со снимка живыми, пожалуй, даже веселыми глазами. — Удачный снимок, — сказал я. — Это последний, — ответил он спокойно и еще пояснил — Больше не будет. — Да брось ты глупости! — возмутился я и произнес еще какие-то слова. Он промолчал он знал лучше». Последнее фото Марка Бернеса В июне Бернесу стало плохо. Врачи предполагали, что у него инфекционный радикулит. Бернеса положили в институт на Хорошевском шоссе, где при тщательном обследовании был поставлен другой диагноз — неоперабельный рак легких. Бернеса тут же перевели на Пироговку к Перельману. Л. Бодрова-Бернес вспоминает «Когда Марк уже не мог даже голову повернуть, у постели собрались врачи — они знали начинается агония. Я стояла в торце кровати, держась за ее спинку, и не могла себе позволить плакать — надо было глядеть ему в глаза. Но он все-таки заметил, что я еле держусь на ногах, и сказал «Уйди, тебе же тяжело». И я чуть-чуть отодвинулась, чтобы скрыться в закутке, он тут же позвал «Куда ты» Это были его самые последние слова...» 17 августа 1969 года Марк Наумович Бернес скончался. Похоронили его на Новодевичьем кладбище. Л. Бодрова-Бернес вспоминает «Еще на Пироговке он шутя сказал «Было бы хорошо, если бы меня похоронили на Новодевичьем». Но я в ответ только шутила и уводила мужа от мрачных предчувствий... Многие помогли мне, чтобы его действительно похоронили там. Похороны были очень многолюдными. Вокруг Дома кино творилось невообразимое. На кладбище бежали по могилам, чтобы попрощаться. От правительства никто не пришел...»